Кстати, попутно решен философский вопрос, теребящих душу майора с момента ухода от штурмующих террикон минометчиков. Во-первых, даже расправа с куда меньшим количественно противником вызвала известные сложности. Личный состав спешенного танкового экипажа лишь чудом не понес потери. Скорее всего, в случае нападения на турок-альпинистов, исход был бы предрешен. Героическая смерть в бою – это конечно здорово, но покуда Шмалько все еще надеялся на более благоприятный исход. Но философия вообще-то наличествовала не в данной взвешивании рациональности и безрассудства. Она залегала более глубоко. Ведь по сути, тогда у террикона, Шмалько остановил вовсе не рационализм. В этом плане, так и во дворе «хрущевки» наличествовала полная неопределенность в ближних резервах противника. Однако оружие они применили сходу и без всяческих сомнений. Значит, главным было все же сочетание возможности с эмоциональным стрессом. В случае «хрущевки», перед глазами находился оборзевший от безнаказанности агрессор, однозначно творящий зло. У террикона, злобные замыслы могли только присутствовать, как выводы из цепочки тактических рассуждений. Короче, там партизанская битва воинов-мстителей не получалась, ибо волна народно-солдатской ненависти еще не затопила эмоциональную сферу полностью; никак не получалось рассматривать каждого встречного турка в качестве таракана, которого неизбежно следует давить. Причем, давить с наслаждением.
Ничего, еще пара-тройка напоминающих последнее происшествий, и партизанский характер созреет основательно. Главное, выйти их этих происшествий сухими. Покуда, командир несуществующего ныне танкового батальона майор Шмалько надеется подстраховаться дополнительным снаряжением. Возможно, это даже имеет смысл.
...Четвертая власть:
«…вот так просто взять и отдать? Извините. Давайте мыслить по-европейки, а значит, по цивилизованному. Русские оккупанты обязаны устранить весь ущерб. Они должны создать в покинутом городе современнейшую инфраструктуру, которая конечно же бы там создалась, будь эти места демократическими изначально. Каждый житель региона должен получить компенсацию за себя, и даже за многие поколения своих родственников эксплуатируемых наличной в регионе военной базой. Не забудем и о Второй Мировой войне. Именно из-за наличия здесь русского морского форпоста в данном месте происходили тяжелые бои. Изгажены море и суша. И за это тоже жители края должны получить хотя бы денежную компенсацию…»
Штатная обойма «Береты 92F» включает пятнадцать патронов. Американец не успел острелять все, но из тех восьми что выпустил, кроме четырех пуль всаженных в майора, в цель угодила еще одна. Целью оказался рядовой третьего месяца службы, восемнадцатилетний Михаил Крышкин. По счастью пуля угодила всего лишь в бедро, но раздробила кость, потому Крышкин повалился как подкошенный. Два других солдата тут же в ужасе затормозили: теперь оба они представляли собой идеальные мишени «в полный рост», тем более, убегающий мужчина внезапно тоже остановился и снова вскинул оружие. Никогда не служивший в пехоте, и ни разу в жизни не вырывший индивидуальный окоп полного профиля, ракетчик Гридасов сообразил все это мгновенно. Неизвестный злоумышленник убивал его солдат. Странная зацикленность мозга не позволила ему сообразить, что и он сам остановившись лишь чуть поодаль представляет из себя немногим более сложную цель. Возможно, стоило повалиться наземь плашмя и ужом ползти за обваловку, ведь никто бы не осудил его даже постфактум, ибо войны японских нинзя могут происходить только в далекой стране Голливуд. Еще можно было заорать что-нибудь типа: «Стоять! Не двигаться!» или «Стой! Стрелять буду!», но на это все требовалось слишком много времени.
Зрение Гридасова приобрело панорамную широту и одновременно четкость лазерного сканера. В этой широте он ясно наблюдал маленьких солдатиков и сержантов замерших перед микробным удавом вздергивающегося кверху ствола. Одновременно в нижней границе панорамы, у своих собственных ног, старлей увидел решение проблемы. Края забетонированной площадки для пусковой потрескались, демонстрируя отдельность бетонных фрагментов – вечную дилемму метущих территорию дежурных расчетов: относить ли названные отвалившиеся каменюки к мусору, или все-таки к части должного сохраниться рельефа? Сейчас один из этих фрагментов волею судьбы обратился в метательный снаряд.
Но конечно огнестрельное оружие не просто так сменило пращу. Покуда бетонный обломок достиг цели, пистолет выстрелил еще дважды и один из преследователей – сержант Пчельник – упал, свернувшись калачиком. В этот миг увесистый двухсотграммовый камень саданул американца в плечо. Тот опешил, схватился за ссадину, снова развернулся для бега.
– Хватайте сволочь! В атаку! – странным тоненьким голосом крикнул Гридасов. Он метал следующий камень, но в этот раз промазал. Однако что-то в убегающем изменилось. Может, старлей просто наконец-то опознал в противнике одного из американцев?
Однако все без исключения подчиненные впали в ступор. Никто из них не собирался в атаку, наверное, они были природно предрасположены только к позиционной войне. Так что на врага кинулся только сам старший лейтенант. И видимо, ему повезло, ибо сделав всего считанное количество шагов американец споткнулся и упал. Встать он не успел – командир стартового взвода навалился на него сверху. А тут, наконец, подоспел и кое-кто из военнослужащих срочной службы.