Война 2010: Украинский фронт - Страница 6

Сейчас Шмалько жалел, что будучи снаружи не позаботился о перезарядке тяжелого пулемета. На теперешний момент он утилизировал только один из трех наличных магазинов – сто патронов. Вылезать из башни сейчас, при обстреле БТР-ами, или еще кем-то, стало бы полным безрассудством. Оставалось успокаивать себя тем, что НСВТ поработал вполне производительно. В смысле, производительность мерялась в случае целей несколько по-другому, не только по выпулянным гильзам, но как помнится, удалось издырявить и даже поджечь примерно пять самолетов когда-тошнего вероятного, а ныне как оказалось, не смотря на два десятилетия эйфории, вполне так активного противника.

Ладно, при полной растрате снарядов Шмалько питал надежды в таком же производительном ракурсе использовать и спаренный с пушкой пулемет Калашникова. Судя по дебиту-кредиту боеприпасов данная ситуация должна была очень скоро наступить.

У механика-водителя работы тоже хватало. Вражеские лайнеры все же кучковались не в одном месте. Некоторые стояли в отдалении, и из-за неуверенной, точнее, теперь уже уверенной мазни Ладыженского приходилось гнать вдоль и поперек рулежных дорожек, дабы сблизить ствол и мишень хотя бы метров на восемьсот. Если же получалось ближе, то еще лучше.

Однажды Шмалько даже саданул из ПКТ по живым людям. Сделал он такое впервые в жизни, как и многое из сегодняшнего, само собой. Некие фигуры, явно военного вида, завидев «семьдесят пятый» чесанули прочь. Уже из-за чуждой формы их стоило попугать, но кроме этого, у них наличиствовало еще и стрелковое оружие. Так что в число целей «Калашникова» они попадали однозначно. Кстати, близкий вид этих, в течение некоторого времени даже живых и весьма подвижных, солдат противника, снял с души майора тяжелейший груз неопределенности, все еще обременяющий его в плане принятия решений. Ведь по сути, до последнего момента, он, можно сказать, играл в рулетку. Что с того, если на фюзеляжах разбросанных по аэродрому лайнеров имелись значки ВВС США? Вообще-то, родимая страна ныне как бы уже почти входила в НАТО, так почему бы на местном аэродроме вдруг не оказаться самолетам «главного жандарма планеты»? Им тут, по идее, всегда хлеб-соль. Таким же образом здесь могли выявиться и какие-нибудь бельгийцы с голландцами. Тоже маленькие гордые члены клуба, если припомнить. Так что, принимая решение на первичную стрельбу, Шмалько рисковал очень и очень сильно в дальнейшем об этом пожалеть. Вдруг истерические звонки Пасечника и странные россказни врезавшегося в них водителя просто идиотский розыгрыш, или послеаварийный стрессовый бред? И тогда пойдешь под воинский трибунал, с предварительным разжалованием, не как патриот, выступивший против преступного предательства системы, а как полный кретин, начавший применять оружие по собственной неумеренной дури. Короче, простора для размышлений хватало. Другой вопрос, что время не позволяло долго зависать в фазе скорбных раздумий. Но наличие вооруженных вражеских пехотинцев, а не только каких-то далеких неопознанных БМП-80, сняло с души каменюку.

Правда, недодавленные, с непривычки к такому ремеслу со стороны водителя Громова, вражеские пехотинцы, стали только прологом к наплыву аналогичных, подтверждающих реальность агрессивного вторжения, явлений. Нежданно-негаданно, обогнувший хвост некоего ржавого «Як-40», танк обнаружил перед собой, обложенную каким-то мусором, вместо хотя бы мешков с песком, позицию противотанковой ракетной установки. Не смотря на краткость времени, и узость горизонта событий открывающегося через командирский перископ, Шмалько успел зафиксировать, что сама ракетная труба направлена куда-то в белый свет: возможно, здесь проходил рубеж обороны южного направления. За промелькнувшие доселе напряженные минуты, майор Шмалько уже успел выработать привычку к руководству боем, а уж пуль из пулеметов он выпустил почти столько, сколько удалось выдавить курком прочь из ствола за все время службы, включая курсантские будни. Данное дело было не мудрено, ибо на всей территории родной страны после отделения от Союза не наличествовало ни единого патронного завода, и потому дефицит сглаживался общим большим запасом только первое время. Потом эйфория кончилась и реальность саданула по темечку пустым мешком. На данную тему, Шмалько тоже мог бы прочитать политически неблагонадежную лекцию, однако сейчас было не до того.

– Громов, вперед! – скомандовал командир батальона. – Дави гадов гусеницами! Согласно устава, – добавил он тише, ибо в боевом уставе действительно наличествовало указание смело использовать для борьбы с врагами и гусеницы тоже. Сам он уже дырявил растерянно мечущийся, облаченный в каски расчет из стыкованного с орудием «калаша».

Он честно упростил задачу покуда еще щепетильного Громова, уничтожил всю пятерку солдат противника еще до наезда танка. Тем не менее Т-64 лихо влетел – вернее, вдавил в аэродромные сорняки – всю позицию ракетчиков.

– Стоп! Тормози! – крикнул Шмалько, когда где-то понизу перестало противно скрести по железу, и еще по чему-то, о чем не хотелось думать в подробностях. – Может, выползти поглядеть с кем же это мы воюем? – посоветовался он вслух с подчиненными, хотя командиру, тем более в боевой обстановке, не пристало демонстрировать неуверенность в чем-то.

Ему не ответили – варились в своем соку.

* * *

…Признанье, восхищение родни
Медалей слаще, чистый дивиденд
И даже уважение рабов,
Своих, да и чужих одновременно —
Ведь ты и их же спас!
От рабства иноземного, иного,
Ведь там, за морем, говорят,
Рабов не ценят больше медяка,
У нас – дороже все ж, к тому же бьют
Там чаще – знают все, кто побывал
И возвратился. Были, говорят,
Такие казусы в истории полиса…