Война 2010: Украинский фронт - Страница 129

129

Потому ничто и никто не мешает Чикояну целиться не туда.

Тигран Григорьевич стреляет трижды. Дмитрий Беда одобрительно хмыкает подтверждая интуитивную уверенность Тиграна в попадании. Беде можно верить: он пользуется большим, лучшим чем у оптики СВД, сорокакратного увеличения, биноклем. Вообще-то в магазине винтовки десять патрон, но Чикоян так уверен в поражающих качествах, что считает и три пули чрезмерным расточительством. Вероятно, лучшей вариацией первых выстрелов стал бы расстрел заграничных инженеров-инструкторов возле машины. Однако даже без учета оплошности с первыми пулями, о коей никто еще не догадывается, есть опасения, что наслаждаться безнаказанностью долго турецкая армия не позволит. Вдруг она применит какие-нибудь дымовые завесы или просто заградительный огонь? Тогда никак не получится добить саму установку? Тут присутствует явная переоценка силы турчаков: первичное планированье ошибочно. Но менять план на ходу еще глупее. Вот если бы знать…

Покуда все совпадает с предусмотренным сценарием. Тут же, после ввинчивания пуль в локатор, спецы разного уровня начинают мельтешить вокруг. Неизвестно, слышали ли они сами выстрелы, однако метал, пронизываемый 7,62-миллиметровыми пулями, звенит, видимо, камертоном. Кто-то из обслуживающего персонала даже лезет на бампер «Хаммера» дабы рассмотреть входные отверстия. Другой тянет его за штаны, и только тут первый понимает, что сам является мишенью. Если бы Тигран Григорьевич был настоящим снайпером, а не когда-тошним «вторым номером», он бы наверное умудрился попасть в кого-то из расчета локатора даже теперь, когда они засуетились. В реальности, это дело бестолковое. Здесь нужен хороший станковый пулемет.

Но, тем не менее, хуже всего другое…

133. Репликация

Полковник Бубякин определился с лейтенантом Матвиенко достаточно быстро. Весьма может быть, что будь он непосредственным начальником данного офицера, и пронаблюдай его хотя бы пол суток со стороны, то классифицировал бы его вообще в первый день. Конечно, какой-нибудь телевизионный сыщик Коломбо вероятно сделал бы такое вообще с первого взгляда, однако опыт долгой службы в армии приучил Михаила Юрьевича с опаской относиться к первичны выводам. Человек все-таки достаточно сложная субстанция, вроде бы даже самая навороченная в безграничье космоса. И помимо того, чем умнее конкретный человек, тем вольно, или даже невольно, он более скрытен, так что раскусить с первого взгляда удается только частичку сущности. Однако Анатолий Семенович Матвиенко не относился к последнему множеству и многослойностью натуры не баловал. Ну, а чем менее глубок уровень матрешечного погружения, тем чаще случаются копии. Полковнику Бубякину уже попадались офицеры подобной формации, причем с каждым годом их становилось больше. Конечно, среди солдат это было вообще повальное бедствие, все же военные училища пусть с пробуксовкой, но стесывали с общего количества абитуриентов эту пену постиндустриальной гнильцы. Порой, за четыре-то года, и вообще получалось преобразовать юношу Эдипа в нечто, куда более крутого замеса – в Человека. В настоящего, умеющего ставить цели и даже двигаться к ним преобразователя Вселенной. Конечно, из черенка Эдипа никогда не получался Леонардо да Винчи, но такие феномены на группе дивизионов никогда и не требовались, здесь был не закрытый «почтовый ящик» былого расцвета конструкторских бюро.

Юноша Эдип Матвиенко в первичном офицерском звании представлял из себя наверное тоже, что и будет представлять впоследствии, когда автоматическим способом чуть продвинется по служебной лестнице. К великому счастью, только в чрезвычайно благоприятных, тепличных условиях мальчики Эдипы, по несуразице угодившие в армию, достигали ступени лаптастых, тяжелых звезд, обычно их лень, алчность, любование собой и абсолютное презрение к окружающим, восприятие их только лишь как прикрепленных к твоему бытию крепостных роботов, наконец-то раскусывалось всеми встречными и поперечными, и тогда служба для мальчиков Эдипов превращалась в адские муки. Никто из них не выдерживал давление выше атмосферного и в конце-концов при первом же удобном случае уходил: там, на гражданке, в шпаковском раю, им было проще замаскироваться среди многообразия своих собственных копий. Еще чаще мальчики Эдипы просто вылетали из армии с треском, по поводу пьянства, разгильдяйского отношения к служебными обязанностям и прочего в пакете. Порой их разгильдяйство оборачивалось тюрьмой, это когда в пущенном на самотек, но по глупости доверенном Родиной подразделении, случалось какое-нибудь чрезвычайно громкое ЧП, замять кое не выходило никоим образом. Тогда искался стрелочник, для откупа, и легко находился, причем, в данном случае, по делу.

Время от времени, двигаться в верхотуру служебных лестниц, мальчикам Эдипам помогал обычный блат. Причем, на удивление часто по отношению к прочему множеству служивых. Видимо, породившие сих юношей дяди, с мозгами, упрятанными под широкими аэродромами фуражек, и с волосатыми руками торчащими из кителей, решали, что проще всего, раз уж семейно-клановый процесс воспитания выдал нулевой КПД, пристроить чадо в родимую организацию. Здесь наличествовала малая, но все же не равная минус бесконечности вероятность повторения гусеничной прокрутки воспитательного процесса еще разок: все-таки училище вещь уникальная, здесь гусеница движется с особо жестким трением. Может быть, время от времени что-то и в самом деле выходило. Куда чаще, все же чрезвычайно утомившийся от ранних подъемов мальчик Эдип сбегал в долговременный «самоход», и дяде в красивой фуражке приходилось доплачивать прокурору, для сведения наказания по статье «Дезертирство» до милой детской шуточки. Бывало, особо наивных Эдипов, всяческими посулами и обещаниями скорых офицерских баклуш, все же уговаривали дождаться выпуска. Иногда их, и правда, не обманывали. Тогда они уверенно оседали где-нибудь в штабе. Но в особо редких случаях, они все же умудрялись вляпаться в настоящий боевой дивизион, к какому-нибудь полковнику Бубякину. Ну что ж, то был его крест, порция-добавка к погонным звездам – его приходилось волочь куда-то в гору.

129