– Вот же дела, – констатирует Корташов вслух, но для самого себя. – Если бы не ворота, ведь спокойнёхонько через год-два свалил бы на пенсию. Интересно все-таки, какая сволота из свистнула?
– Можно подумать, эта шайка-лейка не накопала бы еще что-нибудь, – оборачивается Бубякин уже в дверях. – Выше нос, командир, давай хоть напоследок козырнем всей этой срани по-настоящему.
– Да, я уж проголосовал, Миша. Семью-то предупредить?
– Как хочешь, но мне кажется, чуть позже. Не стоит разглашать до… Ну, ты понял. И пестиком чужеродным не балуйся, не хватало еще чрезвычайки с «неосторожным обращением».
– Иди уж, комик, – сияет лыбой почему-то осчастливленный Владимир Иванович.
То было повторение сорок первого в миниатюре. Маленький такой «41-й». Малюпусенький. Натурная моделька принятой повсеместно версии. На нас напали внезапно, а мы были совсем не готовы, по уши заняты созидательным мирным трудом. Это когда вся армия разом по колхозам собирает урожай в июне месяце, диверсанты, с ножичками в зубах и кусачками подмышкой, с помощью волшебной лозы легко находят все телефонно-телеграфные провода, и режут, режут. Еще откуда-то падают парашютисты. Все бомбы тоже с высокой точностью наведения, возможно у них внутри JPS-ки и напалм. Аэродромы дымят как сигнальные огни. На дымные столбы тут же слетаются стервятники всей злодейской Европы. У них очень много работы. В первый день надо сжечь все истребители (бомбардировщиков мало – мы мирные люди), на второй – все танки, на третий чуть полупцевать пехоту: убить половину, вторую расстреляет сам тов. Сталин; на них даже не стоит затрачивать боеприпас. Но задача еще легче легкого. Поскольку винтовка в Красной армии одна на троих, то и достаточно стрелять каждого третьего. По порядку номеров рассчитайсь! Ан, цвайн, драйн!
Версия так сяк прокатывает для страны, все ж-таки у нее много задач помимо ратного дела, но никак не для армии в целом. Ибо чем же она еще должна заниматься помимо охраны неприкосновенности рубежей?
Но сейчас в деле наличествовало всего одно войсковое соединение. Оно, конечно, тоже может быть к чему-нибудь не подготовлено, чай не на границе помещено. Однако кому где. Все по спецификации. Где должны помещаться войсковые формирования именуемые «внутренними»? Так точно, внутри. Лучше в больших городах. Тогда, если что-то кое-где у нас порой, они уже тут, на месте. Ведь против кого должны «работать», то бишь, без экивоков, воевать внутренние войска? Так точно, против внутренних же беспорядков и далее по нарастающей. Оставим обсуждение, с кем обязаны иметь боевое соприкосновение внутренние войска бывшего Союза ССР, специальным дознавателям. Сделаем предположение, для чего внутренние войска в привольном демократическом государстве. Понятно, что для сохранения демократии. Вопрос: от кого? Ответ: «от террористов» не принимается. С ними ведут битву специальные структуры. Значит… Так точно, поскольку в демократии все демократы еще и граждане, то значит борение будет вестись с негражданами. В смысле? Теми, кто не имеет права голосовать? Деточками до восемнадцати годков? Предположение чрезмерно цинично. Отметаем… Короче, имеются затруднения с ответом. Возьмем толику мысли от альтернативных теорий. Кто-то где-то балакал, будто «государство – есть узаконенная война богатых с бедными». За неимением хоть каких-то иных гипотез, потянем за эту ниточку.
Приходится констатировать, нынешний правящий класс Украины чувствует себя так вольготно, поскольку не считает аборигенов годными хотя бы вообще на что-нибудь. Подвопрос о том, кто имеется в виду под аборигенами также отложим до издания полного собрания сочинений. То есть, против подразумеваемого охлоса не стоит тратиться даже на боевую экипировку тех самых внутренних войск. Разве что одеть-обуть. Поскольку краги на ноги выдали, то куда надобно они дочапают на своих двоих. На чем же еще? Наличные бронетранспортеры БТР-60, некоей модификации, – наследство вечно всуе поминаемого СССР – двенадцать штучек по ведомости, так те давно не заводятся. Максимум, для чего их возможно пользовать, если не брать во внимание, по странности, до сей поры незаконную повальную сдачу в металлолом, это гуситские войны, либо фильмовую перестрелку ковбоев с индейцами. Ставим фургоны вручную в круговую позицию и бьемся в осаде. По три амбразуры с каждого борта позволяют вести оборону посменно. Десять тонн массы на единицу и пулестойкие шины, а так же наличие батальона личного состава, позволяют создавать укрепрайон любой конфигурации в пределах деталей конструктора. Напоминаем – двенадцать.
Так что если бы его демократическому величеству требовались подвижные силы, то уж двадцать четыре движка от ЗИЛ-а (по два на БТР, как положено), за годы самостийности получилось бы как-то разыскать иль изготовить. Но не судьба видно.
Потому и наблюдаем моделирование 1941-го, июнь 22.
На третий день наличия иноземцев в городе батальон поднят по боевой тревоге. Личный состав выстроен, берцы со шнурками и надраены, носки присланы мамочками заблаговременно, оружие АК-74 не у всех, то есть, почти ни у кого. Сорок Первый, он Сорок Первый и есть. Как назло, месяц назад затеяно перевооружение на нечто новое – толи М-16, толи НК-33. Так что все наличные древне-тоталитарные АК и АКМ централизовано отконвоированы куда-то на склады в Харьков. Теперь на плацу перед строем командир… Отставить! Не командир батальона, тот на выезде, предположительно в городе-герое Киеве. Так что – ВРИО – полковник Литовченко: